Мрачное, дракон

Присцилла — полукровка. Возможно, является полудраконом-получеловеком или же результатом экспериментов Нагого Сита по поиску бессмертия. Исход из того, что кинжал из отрубленного хвоста босса улучшается за драконью чешую, можно предположить, что Присцилла все-таки имеет драконьи корни. Девушка заточена в Нарисованном мире Ариамиса при помощи странной куклы. Неизвестно сколько времени Присцилла в нем находится. Учитывая тот факт, что она знает как выбраться из картины, можно предположить, что она осталась там по своей воле.

Он забыл всех, кого знал.

Он забыл имя, которым его звала мать.

Он забыл многое, но не лицо ребёнка. Дочь, обвинённую в ереси, и клириков, казнивших её.

Их лица он помнил отчётливо.

Бесформенная масса пошевелилась. Что-то побеспокоило её. Возможно сон? О счастливой жизни до проклятья, о радостном смехе и любящей семье. Нет. Всё это чепуха, есть лишь одна семья. Семья внутри. И есть лишь одна радость, рождение новых членов семьи.

Самый счастливый на болоте крестьянин радовался каждому новому дню. Дочь растёт, жена готовит, работа в радость. Ни дождь, ни мороз не могут повлиять на его расположение духа. Даже непонятные слова дочери об Огне и Затухании не омрачали его. Нет ничего, что не под силу семье. 

Кроме фанатичных клириков. 

Однажды на его теле появилось непонятное пятно, которое дочь назвала признаком начала. Он не обратил внимания, и забыл. До прихода в деревню проповедников. Они рассказывали о чудесах и богах, о служении и ереси, о том, что его никогда не интересовало, но разозлило дочку.

Ни её слов, ни ответа клириков он не запомнил. Лишь одна мысль надолго засела в его голове, мысль вложенная дочерью: «Нет разницы бог или демон, порядок или хаос, всё, что на благо человека – хорошее». 

Оказалось, что пироманты и фанатики не любят друг друга. И где она только обучилась?

Где-то на необъятной массе лопнул нарыв. Сладкая боль и истома разлилась по плоти. Радость, рождение нового отпрыска. Руками, местами обожжёнными до кости, неоформленное нечто поправило края раны, нужно беречь телесные жидкости. Нельзя, чтобы они вытекали.

В потасовке он не участвовал, либо кто-то из своих его оглушил, либо клирики в пылу схватки чем приложили. Очнулся он как раз вовремя, чтобы увиденное навсегда поселило в его сердце кошмары и неисчерпаемую ненависть. 

Фанатики повесили его сокровище, его плоть и кровь, его душу над костром. А он был слишком ослаблен, чтобы даже вскрикнуть. Лица палачей были преисполнены гордостью за проделанную работу. Словно они избавили мир от всех напастей, а не от несмышлёной девочки, баловавшейся с огнём; его крошки-искорки. 

Жена, привязанная неподалёку, теряла сознание, стоило ей едва прийти в себя и вновь взглянуть на место казни.

Клирики ушли, костёр догорел. И в нём остался язычок пламени, который всё никак не мог потухнуть. Бездумно он накрыл его ладонью, и язычок не исчез, но по родному обжёг не только руку, но и душу, и сердце. Пламя пиромантии его дочери напомнило ему, что когда-то давно, словно в прошлой жизни, он был воином. Мысль о мести начала зреть в его голове. Он накажет палачей. А затем и Церковь, что прислала их. Никто не должен познать тоже горе, что и он. Его меч давно проржавел и ни на что не годится, но он изберёт то оружие, которое предпочла его дочь. 

Дома он обнаружил её записи и начал вспоминать давно забытые уроки чтения. В обучении он не замечал, что жена словно постарела лет на сто, что она не ест, не разговаривает и даже не шевелится. И что на её груди тоже появилось пятно, которое встревожило их дочь.

Однажды, когда он заходил в дом, он не узнал жену. И она его тоже. Её глаза горели красным, вместо речи было невнятное мычание, и она хотела его убить. 

Стоя снаружи горящего дома он думал, держит ли его что-то ещё тут. 

Плоть слышит чьи-то шаги. Недоброжелатель! У неё есть чем встретить гостя. Дети готовые родиться замерли, чуя настроение инкубатора, они готовы напасть на чужака.

В своём странствии он поначалу не нападал на клириков, лишь спрашивал о конкретных проповедниках, якобы для того, чтобы отблагодарить за слова спасения. Но либо замечая обожженные руки, либо искры зарождающегося безумия в его глазах, ему не отвечали. Тогда он начал пытать и убивать мешающих ему. 

Не всегда всё шло гладко. Иногда попадались люди сильнее, чем он был готов. Но что-то в груди удерживало его от смерти, он вставал и продолжал свой путь. Пока однажды не встретил свою цель. И он оказался не готов. Своими чудесами они испепелили его плоть и ещё сильнее покалечили разум, словно даже не заметив его.

А он проснулся в своём доме. В тех углях, что от него остались. Он слишком слаб, он знает слишком мало, ему нужно обучиться у тех, кто в совершенстве знает Огонь. 

Плоть возле Прекрасной Госпожи дёрнулась. Чувства слишком сложные для существа, которое стало практически животным тревожат что-то в глубинах до которых не сможет добраться самый длинный клинок или самая активная личинка. 

Изалит, Владение Квилег, Чумной город. Он был слишком неосторожен, а спустя пару смертей и глуп, чтобы избегать опасности во время обучения, во время своего похода против веры. Однажды он заразился. И навсегда остался возле Прекрасной Госпожи. 

Он забыл всех, кого знал.

Он забыл имя, которым звала его мать. Имя, которым он звал дочь.

Он забыл многое, лицо дочери, искажённое болью, лица палачей, которых он испепелил. Забыл даже, что отомстил. 

Не мог забыть лишь страх и ненависть к неопределённому кому-то и желание отомстить.

Однажды что-то всколыхнулось глубоко внутри. Что-то светлое, человеческое. Словно надежда.

Звонит Колокол.